Фашисты [litres] - Кирилл Викторович Рябов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Докурив, она пересекла пустынную площадь и свернула на одну из улиц. Оглянулась. Сзади никто не шёл. Улица была ей не знакома. Полина её не помнила. Но это не имело значения. В этом маленьком городе заблудиться было сложно. Так или иначе, через короткое время выйдешь на главный проспект. И по нему дошагаешь из одного конца города в другой. Полина вышла. И дошла до центра, почти не встречая прохожих. На крохотной главной площади стоял фонтан. Раньше он не работал. Не работал и сейчас. За гранитным кольцом, в центре которого стояла чаша, валялись окурки, пластиковые бутылки, банановая кожура, мятые упаковки от мороженого. Полина по кругу обошла фонтан. Почему-то вспомнила ту ссору с Артёмом, когда он остался ночевать на кухне. И вдруг догадалась, что никакой хитрости, продуманной стратегии в его поведении не было. Просто он глупый и трусоватый. А ещё лентяй и эгоист. Вот и сюда с ней не поехал. Хотя ему ничего не стоило это сделать. И теперь он спит в тёплой кровати, а она шатается по этому полумёртвому городку, дожидаясь, пока откроется кладбище. А поезд назад будет поздним вечером, почти ночью. И после кладбища опять придётся шляться, убивая время, или торчать на вокзале. К тому же ужасно хотелось спать.
Она достала смартфон, хотела написать Артёму что-нибудь обидное, даже придумала короткий и увесистый текст. Но потом подумала, что он вряд ли что-то поймёт. Надо было сразу высказать ему, когда он отказался ехать с ней. Сейчас – без толку. Впрочем, этого она ему всё равно не забудет. И в нужный момент выскажет.
Она покурила и немного успокоилась. Правда, от сигареты сонливость стала совсем невыносимой. Полина бросила окурок в дохлый фонтан, пересекла площадь, прошла мимо продуктового магазина – он был закрыт. Прошла мимо кафе – оно было закрыто. Дальше по улице Полина увидела вывеску «Табак 24 часа». Но и здесь дверь оказалась заперта. Может, тут все вымерли от скуки?
Пройдя пару кварталов, она села на лавочку автобусной остановки. Народу не было. Подъехал полупустой маршрутный ПАЗ и выпустил из салона очень толстого мужчину, одетого в коротковатые спортивные штаны и полиэтиленовый дождевик поверх белой футболки. Потоптавшись, он присел на лавочку, пошуршал и достал газету из сумки. Полина услышала шёпот. Толстяк читал, шевеля губами. От него неприятно пахло. И, казалось, запах становился сильнее.
– Смешно-то смешно, а ничего смешного, – сказал он вслух. – Простите.
Он немножко подвинулся.
– Простите, а вы на правом берегу живёте или на левом?
Полина отодвинулась.
– На правом или левом? – повторил он.
– На правом, – ответила она. – А что?
Толстяк захихикал. Выглядело это так, будто он подавился.
– Простите, – сказал он в третий раз. – Просто мне в голову пришла дурацкая шутка. Сказать?
– Необязательно.
– Но я скажу. Живёте вы на правом берегу, а оттуда ходите налево. Понимаете?
Полина посмотрела на него и отодвинулась на край лавочки. Лицо толстяка напоминало огромный шмат теста, к которому приделали маленькие смеющиеся глаза.
– Я работаю на мясокомбинате.
«Свиньёй», – злобно подумала Полина.
– А вы? – спросил он.
– Какое вам дело?
– Что, так сложно ответить?
– Просто я не хочу с вами разговаривать.
– Почему?
– Я вас не знаю.
– Подумаешь, препятствие. Меня зовут Игорь. А вас?
К остановке подъехал автобус. Полина быстро пробормотала, что её ждёт муж, и заскочила в пустой салон. Двери, шипя, закрылись. Толстяк вдруг сполз с лавочки и неуклюже припустил вдогонку. Полина удивлённо смотрела в окно, как он бежит, перебирая толстыми короткими ножками и колыхая гигантским животом. Метров через десять он ожидаемо выдохся и, прихрамывая, побрёл назад, подёргивая плечом. Полина вспомнила тётю Люсю. И почувствовала неприязнь.
Подошёл кондуктор, старик, похожий на грача. Купив билет, Полина рассеянно посчитала цифры на номере. Несчастливый.
– Простите, а я до кладбища доеду? – спросила она.
– А? – каркнул кондуктор. – Нет, нет. До кладбища? Нет. Девятка ездит на кладбище. Да, девятка.
Он вернулся на своё место и уткнулся в газету. Полина достала смартфон. Артём не прочитал сообщение. Спит и не волнуется, как она доехала. Опять вспомнилась тётя Люся. Она говорила: «Дрыхнет, как хорёк». А про кого? Старик-кондуктор вдруг встал со своего места, решительно подошёл к ней, наклонился и сказал:
– Я требую, требую, чтобы вы меня поцеловали.
И вытянул сизые, мокрые губы.
Вздрогнув, она проснулась. Автобус подъезжал к зданию вокзала. «Ну, отлично», – хмыкнула про себя Полина.
– Конечная, – объявил водитель и открыл двери.
Она вернулась в кофейню, купила маленький стакан американо и села за столик. Почти сразу появился мужик с рыбьим ртом, взял себе точно такой же кофе и подошёл к ней.
– Скучаешь?
– Нет, – ответила Полина.
– А что, веселишься?
– Вы чего хотите?
Он сел напротив, закинул ногу на ногу. Полина обратила внимание на его обувь – поношенные казаки. Выглядело омерзительно.
– Я тебя вспомнил.
– Поздравляю. Работа, жильё и что там ещё мне по-прежнему не нужны.
– Да я не о том. Ты в глазной больнице лежала с моей дочерью. На соседней койке. Я ей как-то «Киевский» торт принёс. А ты была после операции, с заклеенными глазами. И я тебя кормил тортом с ложечки.
Полина немного удивилась, что у этого неприятного мужика может быть дочь.
– Вы ошиблись. Я ни в какой глазной больнице никогда не лежала.
– Ты просто забыла, – сказал мужик ласково. – У тебя на глазах должны быть шрамы. Это легко проверить. Посмотри вверх.
Полина резко встала и вышла вон. Пройдя немного, оглянулась. Он не преследовал её. Стакан с кофе остался на столе. И чёрт с ним! Кладбище откроется через два часа. Шляться по городу было невыносимо. Полина перебежала привокзальную площадь, на ходу закурила и достала смартфон. Поискала гостиницу. Их было две. Ближайшая в пяти минутах ходьбы. Судя по фотографиям и отзывам, там была жуткая дыра с подтекающей сантехникой, несвежим бельём и хамской обслугой. Это не имело значения. Полине хотелось просто где-нибудь запереться и спокойно подождать, пока откроется кладбище.
В вестибюле было пусто. За стойкой сидела пожилая женщина и вязала, сонно шевеля спицами. Перед ней стоял планшет, из которого доносились голоса:
– На
